Негромкий честный голос

19.01.2012

Сегодня мы встречаемся с интересным человеком – поэтессой Татьяной МЕЛЬНИКОВОЙ. Она давний член литобъединения им. Ф. Шкулева, член Союза писателей Москвы, автор трех поэтических сборников, книги рассказов "Мурка-эмигрантка", документальной повести "Таруса - 101-й километр", книжки про детей и для детей "Мама, я бежал быстрее ветра", многих эссе и очерков, опубликованных в толстых и тонких журналах, в различных газетах.
Нашу беседу начнем с поздравления: в конце октября 2008 года книга "Таруса – 101-й километр" (издательство "Возвращение", 2007), раскрывающая не только малоизвестные страницы жизни городка на Оке, но и целую эпоху в истории нашей страны, награждена дипломом благотворительного фонда имени Артёма Боровика.

Татьяна Мельникова стала одним из победителей конкурса "Честь. Мужество. Мастерство" – за лучшие журналистские расследования и значительный вклад в развитие независимой журналистики в России. Книга вызвала отклики в "Видновских вестях", "Ежедневных новостях. Подмосковье", "Литературной газете", "Литературной России", журнале "Знамя", а также в газете "Нью-Йорк Таймс" и еженедельниках "Русский базар" (Нью-Йорк) и "Панорама" (Лос-Анджелес). Книга хранится в архиве ГУВЕР (Стэндфордский университет, США), в Библиотеке современной международной документации в университете "Париж X" в Нантере и других зарубежных библиотеках, в которых есть русские фонды.

– Татьяна Петровна, ваши постоянные читатели хотят знать о вас как можно больше. Расскажите о своей семье, родителях, детстве.

– Детство мое – безотцовщина. Военные и послевоенные годы… Голодные и бедные. Отец Петр Григорьевич Мельников, комиссар 171-й стрелковой дивизии, погиб в начале войны, в 41-м. Мама Елизавета Панкратьевна Бондарь, не успевшая закончить даже техникум (старшие сестры срывали ее с учебы – нянчить их детей), всю жизнь пыталась вырваться из нищеты и дать мне образование. Мы жили на Северном Кавказе, в Грозном, в крохотной комнатушке, без всяких удобств – приехали сюда в эвакуацию из города Каменска Ростовской области. В начальные классы ходила в одном и том же фланелевом платье, и все думали, что я детдомовская. Солнечными лучами были книги из детской библиотеки: "Робинзон Крузо", "Два капитана", весь Жюль Верн. Жажда романтики, путешествий и чего-то необычайного привела меня на геологоразведочный факультет Грозненского нефтяного института.

– А свое первое стихотворение помните?

– Помню. Как и то, что в школе меня дразнили: "Эй, поэт из погорелой библиотеки!" Моя любимая библиотека действительно пережила пожар. В те времена я писала короткие смешные стихи для стенной газеты. А самое первое стихотворение – мне стыдно сейчас признаться – было посвящено… Сталину. Хочется надеяться, что
моя книга "Таруса -101-й километр", где, в частности, рассказано и о трагических судьбах узников сталинских лагерей, искупила мои давние детские заблуждения.

– Но каким ветром вас занесло на Развилку?

– Судьба привела меня на Развилку в 1962 году, в аспирантуру ВНИИГАЗа. С тех пор здесь и живу. Во ВНИИГАЗе встретила свою судьбу – высокого улыбчивого парня из совхоза Ленина Юрия Злобина, увлеченного музыканта-самородка. Этот талант потом унаследовал наш сын Петр. Юра работал инженером в конструкторском бюро. Ровно через три года со дня свадьбы, в лютое ноябрьское утро, Юра внезапно умер от сердечного приступа прямо на рабочем месте. Ему было всего двадцать восемь лет, Петруше – два года… Наверное, сказалась огромная перегрузка: помимо работы – бесчисленные дипломные чертежи, защита дипломного проекта. Да и военное детство с недоеданием, частыми ангинами, видимо, подтачивало сердце. Мой пятнадцатилетний внук Данила Злобин – единственный продолжатель большого рода Злобиных. Весной он оканчивает школу.

– Как происходило ваше становление в качестве литератора?

– Поэтический голос у меня стал прорезаться довольно поздно, в среднеазиатских геологических экспедициях. Увлеченно занималась палеонтологией и палеографией, и дома теперь целая коллекция древних ископаемых: зубы акул, аммониты, даже позвонок динозавра – им миллионы геологических лет. Все это я раньше любила, а потом во мне что-то сломалось, может быть, от сопоставления всепоглощающей, беспощадной бездны времени и такой короткой, хрупкой человеческой жизни. Наверное, тогда и родились эти строчки:

В бесконечной вечности
мой отрезок времени
Крохотною спичкою,
вспыхнув, отгорит…

Ну а вдруг заблудшему
в непроглядной темени
Путь на миг единственный
все же озарит?

Геологический цикл стихов включила в первый сборник "Преодоление", потом посчитала его слабым. Романтика экспедиций и, что существенно, полная свобода от быта и житейской суеты послужили толчком к творчеству, которому я смогла посвятить себя лишь многие-многие годы спустя, когда дождалась сына из армии. Пришлось поставить крест на диссертации, потому что мама стала угасать… Металась между ВНИИГАЗом, больницами и Петрушиным детским садом, потом – школой.

– Как давно вы стали печататься? Впервые кто вас напечатал?

– Первая моя публикация где-то в середине семидесятых годов прошлого, страшно сказать, века в "Ленинце" (прежнее название "Видновских вестей") – cтихотворение "Ранний снег".

И стала пестрой сонная земля –
Нарядная, вся снежно:золотая,
Как будто щедро выстланы поля
Мехами соболей и горностаев.

Эту картинку я увидела в рощице,в Горках Ленинских, куда возила сына в музыкальную школу.Потом пошли целые подборки.Первую из них, с напутствием представлял Алексей Павлович Зименков. А еще запомнилось серое дождливое утро, когда мне позвонили на работу – я дослужилась уже до главного редактора во ВНИИГАЗе – из альманаха "Поэзия": вышел №30 (1981 год) с шестью моими стихотворениями. Большей радости от какой-либо последующей публикации не помню.Ведь в этом номере напечатали Цветаеву, Кушнера, Новеллу Матвееву,Давида Самойлова, Римму Казакову.

– Что для вас – Таруса? Самые светлые, самые поэтичные ваши строки связаны именно с Тарусой.

– Таруса дала мне редкое ощущение свободы, независимости и окрыленности. Тут я отдышалась от бесконечной гонки и оглянулась вокруг: что же дальше? Одна из заповедей Паустовского, отдавшего Тарусе тринадцать последних лет жизни, гласит:"Чтобы двигаться, надо остановиться". Благодаря Тарусе я многие годы работала ведущим редактором журнала "Мир Паустовского", вошла в литературную среду, познакомилась с Анастасией Ивановной Цветаевой – 7 апреля 1989 года, на Благовещенье.
И эта встреча немеркнущим светом осветила мою дорогу. "Самое прочное счастье – это творчество", – сказала она мне. Не забыть и дивного вечера осенью этого же года в итальянском дворике Музея изобразительных искусств имени Пушкина. Как мечтала Анастасия Ивановна, чтобы музей назывался в честь его основателя – Ивана
Владимировича Цветаева, их с Мариной отца! Тогда писательнице, известной уже и своими "Воспоминаниями", и романом "Амор", и другими книгами, вручали единственную за ее многострадальную жизнь премию Дворянского Собрания юга Украины. А я читала посвященные ей стихи.

– Ваша книга "Таруса – 101-й километр" создана не под влиянием ли Анастасии Ивановны? Наверное, необходимо пояснить читателям, особенно молодым,что на 101-й километр при советской власти высылались неудобные, неугодные...

– Анастасия Ивановна – одна из героинь моей книги. Семнадцать лет она провела в неволе. Наша современница, болевшая вместе с нами общими бедами, она сумела возвыситься над горестями и согреть многих, в том числе и меня. Сейчас, к сожалению, цивилизация варварски наступает на Тарусу,подминая ее под себя, и это печально… Рядом с моей крошечной избушкой над Окой (один малыш, проходя мимо, спросил: "А кто здесь живет? Баба Яга?") новые русские выстроили частный пансионат. С рестораном, ночными оргиями и пиротехникой – теперешней чумой.

– Вы сейчас признанный поэт, вошли в литературную жизнь Москвы. А как вы оцениваете состояние современной поэзии?

– Самый современный поэт, на мой взгляд, – Пушкин. Ходасевич сказал: "Пушкин – имя, которым мы будем окликать друг друга в темноте". Его мысли и образы, его пластика и глубина до сих пор вызывают восторг. Поэтому я – за пушкинские классические традиции. А вот в нынешней авангардной манере поэзии нет ничего родного и теплого. Согласна с Владимиром Корниловым: "И душу ободрить сиру / Пред волею и бедой / Навряд ли сейчас под силу / Поэзии молодой".
По-моему, никаких прорывов и поворотов после Маяковского, Хлебникова, Пастернака сейчас нет. Но и застоя нет. Отрадно, что талантливых поэтов в России много. С девяностых годов сформировались региональные поэтические группы. Этому всплеску способствует и Интернет: пишущая братия запросто может общаться. А в бумажном варианте выходят такие новые для меня альманахи, как "Воздух" (под редакцией Дмитрия Кузьмина), "Стихия" и другие. Но нет лидера, крупного поэта. Им мог бы стать Борис Рыжий,яркий, самобытный, ушедший так рано…
Кого из нынешних поэтов люблю? Есть такие стихи, которые во мне живут и светят мне. Это когда написано… про меня, обжигает душу – только я не умею так сказать, не получается. Не могу не назвать Евгения Зубова, моего большого друга, к великому нашему горю ушедшего, но продолжающегося в своей жизнеутверждающей, несмотря на трагизм судьбы, лирике. Мне его сейчас очень не хватает.

– Ну, что же вам пожелать, Татьяна Петровна?

– Дороже всяких премий для меня – отклики редких, увы, читателей. В журнал "Очаг", где был опубликован мой рассказ "Гувернантка", однажды пришел отзыв от жителя деревни Комарово Псковской области: "Вот у этой бабы, автора, все в порядке с мозгой. Мне бы так писать!" Что касается моего творчества в целом,
то меня вполне удовлетворяет такая оценка писателя Кима Бакши: "Люблю ваш негромкий честный голос…"

Беседовала Марина НИКОЛАЕВСКАЯ
Фото из архива редакции

Видновские вести. - 2009. - 3 февраля. - С. 10.


Автор:  Мельникова Т.

Возврат к списку