Рыжий

Этот дом я приметила давно. Он был красив – крылечко и наличники его были щедро изукрашены резьбой. Облепленный пристройками, полный ребятишек и живности. Он жил. Из окошек неслись надоевшие до тошноты модные песенки, выясняли отношения через забор крикливые женщины. В ту весну он плыл в лиловых волнах сирени: мощные – не кусты, а целые деревья, цвели как-то особенно обильно. Прошло несколько месяцев, и дом стал похож на брошенного старика. Он дряхлел, разваливался на глазах, никому больше не нужный – его жильцы разъехались по новым городским квартирам.

Но, оказывается, не все бросили старика. Темными осенними вечерами из сада доносился хриплый, тяжелый лай.

В ранних сумерках мы с Вестой возвращались с прогулки. Веста – моя фокстерьерша. Она уже немолода, хвори начали одолевать ее, и характер безнадежно портится. Но мы с ней так давно знаем друг друга и так крепко друг друга любим, что ее старческие капризы никак на наших отношениях не отражаются.

Дул порывистый, влажный ветер. Он напоминал мне мой родной город, разлуку с которым я так тяжко переживала в тот год. Вдруг Веста зарычала. «Что случилась, собаконька?» – я оглянулась. У калитки брошенного дома стоял крупный рыжий пес. Когда-то он был, наверное, красавец – огненно-рыжий, статный. Но сейчас шерсть потускнела, поседела морда. Он был очень худ – бока напоминали стиральную доску. Но даже не эта страшная худоба меня поразила, а его глаза – глаза старого, смертельно усталого человека. Так вот кто живет здесь. Я сунула руку в карман куртки. К счастью там оказался черствоватый кусок хлеба. Я протянула его Рыжему. Он дернулся, хотел отскочить. Какое-то мгновенье мы смотрели друг на друга, потом он выхватил краюшку и исчез. Господи, он ведь умирает с голоду!

Со всех ног мы бросились домой и влетели в кухню. Я металась, открывала кастрюли, выгребала из них остатки еды, хватала куски хлеба, побросала все это в какую-то миску, залила кипятком из чайника. Веста возбужденно взлаивала и металась вместе со мной. «Что это у вас тут происходит?» – на пороге стоял встревоженный муж. «Потом расскажу! Подержи собаку!» Муж безропотно подхватил вестин поводок, а я вылетела на уже темную улицу. Рыжего нигде не было. Я толкнула калитку и шагнула во двор брошенного дома. Раздался жуткий лай. Сквозь темные кусты ко мне продиралась собака Баскервилей. Все! Загрызет – мелькнула паническая мысль. Я прислонилась спиной к калитке и выставила перед собой свое единственное оружие – миску с похлебкой.

Он понял. Остановился, потянул носом и как-то боком пошел к дому. Я – за ним. У крыльца стояла конура, валялась цепь с ошейником и пустая миска. Спасибо, что хоть догадались с цепи-то спустить – подумала я о хозяевах без тени симпатии. Похлебка исчезла мгновенно. «Прости, Рыжий, больше ничего нет. Завтра еще принесу чего-нибудь".

С тех пор я каждый вечер кралась к старому дому с миской или банкой, а мои домочадцы искренне веселились. Не скажу, что мы с Рыжим подружились – горький опыт собачьей жизни мешал тому. Но он позволял мне заходить во двор и несколько раз даже вильнул хвостом. На стиральную доску он был уже не так похож.

Но как-то вечером я не смогла пробраться к Рыжему – дом обнесли плотным дощатым забором. Рыжий с лаем метался по ту сторону забора, а я ползала на четвереньках и искала какую-нибудь дыру, чтобы просунуть миску. В конце концов, еду пришлось просто оставить. А вскоре пригнали бульдозер и дом снесли. Останки его запалили, и они долго жутко тлели в темноте ноябрьской ночи. А Рыжий исчез.

Я долго еще высматривала его среди бездомных собак и таскала в карманах куски хлеба и колбасы. Однажды мне показалась, что я увидела его в толпе возле магазина. «Рыжий!» – заорала я так, что толстая тетка отскочила от меня, как от автомобиля. Пес повернул голову, вопросительно вильнул хвостом: «Ты меня зовешь?» – «Нет, извини, я обозналась». Это был другой рыжий, молодой, с лукавой мордочкой.

Наступила зима. В тот год она нагрянула сразу – выпал обильный снег, ударил легкий морозец. В какой-то особенно веселый солнечный день я бежала по голубой тропинке между высоких сугробов. Навстречу мне шла группа парней в рабочей одежде. Тот, что шел впереди, был похож на Урожай, как рисуют его на плакатах: круглое румяное лицо, пшеничные усы и синие глаза. А рядом с ним бежал...Рыжий! Он узнал меня, прибавил ходу, завилял хвостом. Совсем другой пес. Пес, у которого есть хозяин. «Рыженка, как я рада! Ты живой! Где же ты пропадал?» Подошли ребята. Нам было не разойтись на узкой тропинке, и они терпеливо ждали. Нужно им рассказать, чтобы они его не прогоняли, не бросали. Забавно я наверно выглядела со стороны! Но ребята не смеялись, не послали меня куда подальше, а «Урожай» серьезно и основательно объяснил мне, что здесь будут строить дом, на днях подвезут бытовку, и Рыжий будет при стороже.

Но жизнь за забором замерла. Рабочих, наверное, перебросили куда-то на другой объект. Новый многоэтажный дом здесь построили только через четыре года. Рыжего я больше не встречала. Где он? Кочует ли со своими новыми хозяевами по стройкам? Или кончил горемычный собачий век, забившись куда-нибудь подальше от глаз людских? Никогда я этого не узнаю.